Crazy Miranda. Всякое

[Crazy Miranda]

начну с прозы
Собака Павлова
Собака Павлова отличалась от всех прочих собак наличием пяти ног. Их было ровно пять. И она спотыкалась. Павлов любил погулять с собакой, но всякий раз, когда она спотыкалась, бил ее по морде. Со временем собака поняла, что спотыкаться плохо, но ничего не могла с этим поделать. А чтобы не было мучительно больно, научилась прятать морду под хвост всякий раз, когда Павлову хотелось стукнуть по ней. Всё бы ничего, но с тех пор на прогулках, стоило собаке споткнуться, морда рефлекторно тянулась к хвосту - и собака падала. А Павлов бил ее по морде. Собаке было очень стыдно, но чтобы не было мучительно больно, после падения она перевертывалась на спину, лапками кверху, в надежде развести хозяина на "почесать пузо". Получалось. И всё бы ничего, но с тех пор собака разучилась спать. Стоило ей лечь на пол и прикорнуть, как тело рефлекторно переворачивалось на спину - а в такой позе попробуй поспи. Павлов же, едва завидев собаку на спине, тотчас срывался с рабочего места и бежал чесать ей пузо, нецензурно матерясь - от упущения очередной великой мысли. Со временем собаку это достало, и с тех пор всякий раз, когда Павлов протягивал к ней руки, она начинала кусаться. Павлов просил прощения за беспокойство, но ничего не мог с собой поделать. А чтобы не было мучительно больно, научился резко отпрыгивать за долю секунды до укуса. И всё бы ничего, но теперь спать разучился Павлов. В его кровати водились клопы, и всякий раз, когда какой-нибудь из них примеривался тяпнуть, Павлов резко отпрыгивал в сторону и падал с кровати, что весьма не способствовало здоровому сну. Клопы его за это били по морде. Павлов очень горевал, что обделяет кровью голодающих. Но чтобы не было мучительно больно, сразу после падения уползал под кровать, чтоб клопы не нашли. А под кроватью жили тараканы. Увидев ползущего Павлова, они принимали его за своего и кормили с ложечки, как маленького - ведь ползал он как младенец. И всё бы ничего, но теперь, едва завидев где-нибудь таракана, Павлов бухался на коленки и полз к нему с открытым ртом. Чужие тараканы пугались и били его по морде, думая, что Павлов хочет их съесть. А вот есть он со временем как раз и разучился, от неоднократного битья по морде, предваряющего сей процесс. Собаке было очень жаль хозяина. И чтобы не было мучительно больно от вида, как тот подыхает с голоду, каждый раз, когда он после получения по морде садился в кресло, подавленный и грустный, собака клала голову ему на колени и сильно слюнявила брюки. За что получала по морде. И тут же начинала громко выть. Осатаневшие от воя клопы набрасывались на Павлова и кусались как звери. Павлов прыгал от них по всей комнате, громко топоча. Осатаневшие от грохота соседи начинали лупить по батареям поварешками. Клопов сносило звуковой волной - на тараканов, вылезших посмотреть, в чем дело. Тараканы падали в обморок кверху лапками. Павлов кидался чесать им пузо, но спотыкался о собаку, бил себя по морде и временно замыкал рефлекторную цепь. А значит - можно было поесть, поспать, поставить парочку опытов, погулять с собакой...Пока не споткнется. Ампутировать ей пятую ногу Павлов почему-то все время забывал - возможно, это было связано с ее спотыканием, но с этим своим забывчивым рефлексом он уж точно ничего не мог поделать.
Один господин
Один господин как-то жевал сардельку и вдруг почувствовал, что жует свое лицо. Господин удивился: как это, оказывается, приятно - жевать свое лицо. И продолжил сие увлекательное занятие. А лицо скручивалось в спиральку, расплывалось лужицей по обоям и яично моргало. Из-за уха выскочила улыбочка-блошка и впилась в ближайшую мадаму, дефилирующую мимо с видом священного треножника, которым только что имели самого папу, а в сумочке у нее болталось нечто настолько непотребное, что даже самые отъявленные мужчины уворачивались от вида этой сумочки и прятали взгляды в карман. Прыткий карманник тихонько присоседился к одному из мужчин, вытащил взгляд, нацепил себе на нос и пошел с видом умного профессора, будто у него за пазухой Эйфелева башня и пустыня Гоби вместо лысины. Мимо шли студентики и нижайше кланялись, а студенточки что-то клянчили задом во всем цвете невинности. Профессор отчего-то подумал, что слово цивилизация образовано от "цивильно" и "лизать", но кому лизать и что лизать профессор знал слишком хорошо, чтобы окручивать это корягами философии. Измочаленный неразрешимым вопросом, профессор поставил сам себе кол, пошел и напился в сардельку. Которую как-то жевал один господин и вдруг почувствoвал с удивлением, что жует свое лицо. Причем, лицо удивилось не меньше. А сардельке, собственно, было уже все равно...Один господин как-то посмотрел себе в глаза и увидел нечто настолько непотребное, что одна дама от ужаса засунулась в сумочку и больше оттуда не вылазила, пока не умерла. А она еще не умерла, поэтому, вернемся к господину и не будем докучать сиятельной леди несвоевременными вестями о ее безвременной кончине. Один господин...
Такая заводная семья
В одной коммунальной квартире жила нормальная советская семья: папа, мама, девочка Оля, дедушка, бабушка, Тармозилла, герцог Морд Оворотт и прочие глюки. У девочки Оли была одноногая и одноглазая кошка, и сама девочка была одноногая и одноглазая, и еще зубов у нее не было. А все потому, что мама всю жизнь курила, и мама мамы курила, а ее мама курила с рождения, потому что в тот день, когда она родилась, все акушеры сгорели на работе. Вдохнув дым раньше воздуха, прабабушка уже не смогла дышать оным и всю жизнь прожила в кальяне, за что ее прозвали дымовой. Домовой сдох от зависти, поэтому, во время постройки дома для нормальных советских семей, под один из его углов заложили череп прабабушки (и не одной - многих передавило экскаватором и пузом пьяного прораба) в качестве эксперимента по возрождению народных традиций. Под другой угол заложили черепа прадедушек - чтобы домовые плодились и размножались. Проект условно обозначили как Дом2 - первый дом провалился в буквальном смысле, и предположительно - в ад. Второй же, благодаря усилиям бедных родственников, устоял. Именно в нем и жила, а вернее - умирала от любви одноногоглазая девочка Оля. Да-да, это была уже большая девочка: ростом с пальму и шириной с баобаб, она всегда ползала, но учитывая, что ходить она не могла, ей это было в кайф. Соседи ругались, что двери в квартире каждый год приходится расширать, потому что на каждый свой день рождения Оля получала большой-большой шоколадный торт, съедала его, толстела и плакала, а папа и мама улыбались и радовались, что дочка большая растет. Не есть Оля не могла - иначе померла бы с голоду, как и любой порядочный советский гражданин. Не плакать - тоже, потому что такую некрасивую девочку никто никогда не полюбит, особенно - дед Мафусаил, в которого она впендюрилась по уши еще в два года. Он жил в соседней комнате и пердел, вернее, пердеж и был доказательством того, что он еще жил. Вернувшись со школы, где ее дразнили Евой, сожравшей свое глазное яблоко, и били мячиком, она делала уроки, а потом садилась в кресло у стены, где на обоях отпечаталась голова ее бабушки-паралитички, просидевшей на этом месте всю жизнь и лишь недавно унесенной ветром в шкаф - она еще страдала дистрофией, как и все остальные члены семьи, потому что ребенка кормить надо. Все свое свободное время Оля сидела в этом кресле и считала пуки за стеной, где жил Мафусаил, и это было для нее сладчайшей музыкой. Оля никогда не видела его, но влюбилась, можно сказать, с первого пука. Признаться в своих чувствах она боялась, потому что была страшная и к тому же, не пролезала в дверь его комнаты, но если бы узнала, что Мафусаил был слепоглухонемым, то наверняка отбросила бы страхи по поводу своей внешности. А пока она сидела и вздыхала, и капали слезы у нее из глаза, прямо на одноглазоногую кошку, которая жалобно мяукала, не имея возможности почесаться, потому что порезала лапу, а воздушные шарики к ушам не привяжешь. Хвоста у кошки тоже не было, и она жутко этого стеснялась, что выражалось в передвижении по ковру исключительно на заднице. Заставая ее за этим занятием, дедушка брал топор и бил ее по голове, от чего со временем черепушка растрескалась, и маме пришлось ее склеивать. Мама вообще добрая была. А папа злой, каждый раз возвращаясь с работы, он становился посреди кухни и кричал нецензурные слова, потому что работал журналистом. А потом садился под стол и писал порнозаметки - чтобы мама не заметила. По утрам Оля их читала и очень возбуждалась. Еще папа был рассеянный, по утрам он часто доставал бабушку из шкафа, надевал на плечи и так уходил на работу, а мама, будучи слепой курицей, начинала кормить его пиджак с ложечки. Обнаружив свою ошибку, она вздыхала и шла обратно на кухню, где кудахтала круглые сутки, даже не отлучаясь в туалет, осторожно пробираясь мимо комнаты дедушки, откуда в любой момент мог вылететь топор. Оле несколько раз попадало топором, и чтобы дырки в голове не были так заметны, мама приклела на них белые бантики. Добрая она была, хоть и курила. Сито ей на кухне было не нужно - она просеивала муку через легкие, так же, она прекрасно обходилась без мясорубки - пропускала продукты через кишечник. Вообще, мама очень хорошо готовила, но даже соседки этого не ценили - они были злые и завидовали ей, думая, что у нее в шкафу очень много платьев, и не зная, что половину из них давно съела бабушка: в шкафу не было моли, и бабушка, чтобы не быть обузой, подрабатывала на благо семьи. Каждый вечер ровно в восемь в дом приезжали пожарные - именно в это время бабушка начинала курить в шкафу, и кто-то из соседей звонил 01, опять забыв о ее вредной привычке - склерозом же весь дом страдал. В восемь пятнадцать приезжала милиция, после того, как дедушка кидал в кого-нибудь из пожарных топор. В восемь тридцать приезжала скорая - забирать милицию, после того, как мама сердечно ее угостит фирменным супом с грибами, время от времени вырастающими у нее на лице от косметики - мама не только добрая, но и красивая была. Ровно в девять приезжала газовая - проветривать комнаты от мафусаильского пердежа. К половине десятого приходили глюки, но, познакомившись с дедушкиным топором и папиными нецензурными словами - уходили. На этом семейный досуг заканчивался, все смотрели новости про наводнение и шли спать, удивляясь, что опять показывают наводнение, и не зная, что телевизор давно сломан и Оля устроила в нем аквариум с пираньями, которые и отгрызли все лапы кошке. Ногу же Оле никто не отгрызал - она родилась такая, а зубы ей дедушка выбил. Топором. Перед сном мама рассказывала Оле страшные сказки про папину работу и шла перевешивать бабушку, которую папа по рассеянности, присущей ему как творческой личности, вешал на вешалку с последним маминым платьем, до которого в обычной позиции бабушка никак не могла дотянуться, даже учитывая то, что у нее были метровые зубы - переизбыток кальция. Она курила сигареты с кальцием - новейшее изобретение. И наисекретнейшее, просто бабушка в молодости близко перезнакомилась с половиной Кремля, и таким образом старые друзья выражали ей свою признательнось за заботу о важнейших органах страны. По воскресениям вся семья выезжала на природу или к тете Маше, хотя это одно и тоже, потому что тетя Маша давно мохом поросла. Папа ровно два с половиной раза целовал маму и нецензурно ругался от табачного запаха. Мама время от времени тыкала папу вилкой, проверяя, как прожарился - она забывалась, что не на кухне. Бабушка висела на ветке и чирикала или спала на тете Маше, которую папа по рассеянности и мама по подслеповатости путали с пеньком. Одноглазая кошка охотилась на свою лапу, но у нее это плохо получалось. Дедушка рубил лес и зайцев, случайно попадавших под топор, а Оля сидела и мечтала, что когда-нибудь станет маленькой и сможет вползти в комнату музыки своего сердца(так она любила называть своего возлюбленного). Жаль, но она умерла. И все умерли. Потому что всем нормальным людям свойственно умирать, и кошки - не исключение. А домовые в Доме2 так и не завелись.
Последний подвиг Билли Блейза
- Это заебное. Заебетесь из зубов выковыривать. А вот вареные сраки: хотите - ешьте, хотите - етьте
Венерианин кружил над фигурным трехъярусным столом и тыкал чешуйчатой конечностью в каждое блюдо, попеременно рассыпаясь в любезностях. Билли полуплыл за ним, обалделый, глупо улыбаясь венерианкам, выстроившимся рядком вдоль всех граней стола. Их груди достигали таких размеров, что на каждой свободно держалось по два подноса с горкой разноцветных сахарных кубиков и оранжевой жидкостью, состав которой Билли был неизвестен. Вкусом она походила на апельсиновый сок, но, как говаривал кто-то из философов, не всякая щель - пизда. Стульев в помещении не было, стол окружал белый сплошной шестигранник. Венерианин жестом предложил Билли выбрать место по вкусу, и гость с удивлением обнаружил, что сидит на кровати. Поверхность принимала форму любой части тела, имитируя цвет и упругость, с гладкой дырой посередке, чья глубь и ширина подстраивались под пилота автоматически.
- Как этим управлять?
- Просто вообразите объект вашего желания - прошелестел пришелец, уже утопая в стволе пластилинчатой березы, испещренной продолговатыми пиздуплами всех оттенков и размеров.
- Если бы каждая полоска белого тигра была щелью, как сказал великий китайский поэт... - подумал Билли. И с ужасом обнаружил, что проваливается в тигриную пасть. Он уставился на пришельца безумными зрачками.
- Вам следует лучше контролировать свои фантазии. Расслабьтесь, подумайте о чем-нибуть простом для начала. И поменьше верьте своим ощущениям. Как я говорил, мы живем среди вас не один десяток лет, но до сих пор не можем понять, чем реальность так притягательна для вас. Попробуйте сейчас отрешиться от нее, уверяю, вы получите массу необычных впечатлений.
-И шизофрению в придачу.
Билли заскрипел зубами: тигриный желудок уже обволакивал его новенькие кеды, засасывая парня всё глубже и глубже
-Сосет, как карамельку - подумал он и всхлипнул. Тигр исчез, Билли сидел в огромном комке розовой карамели, и с каждой попыткой двинуться лишь сильнее в нее залипал.
-Влип по уши - подумал он, прикусывая губы - масса нахально лезла в рот. Шлем защищал уши, кроме того, Билли удалось сдвинуть на нос крепление - карамель покраснела от злости и заклокала еще сильнее.
-Не возьмешь, гадость! - злорадно прошипел парень, не разжимая рта. И тут холодный пот прошил его виски. Карамель подбиралась к заду.
-Господи, почему нам не выдают назадников - разве комсомолец, как бывший пионер, не должен быть всегда готов к неожиданностям?!
-Ну же, вообразите что-нибудь приятное. Иначе, я не ручаюсь за ваши psychic abilities. - голос венерианина доносился как будто из-под воды. От конфетного жара ужасно хотелось пить. К тому же, Билли задыхался. Видимо, в совокупности эти чувства и дали нужный эффект. Билли очнулся на дне океана. Влажная тьма струилась по его лицу, вливалась в глазницы, и пропитывала насквозь отяжелевшее тело, которое, несмотря на отсутствие возможности двигаться, парадоксально покачивалось на подводных течениях, опускаясь на дно и снова пружиня вверх.
-Как резиновый мячик. - подумал Билли в который раз.
Сон наваливался на него самкой слона в приступе нимфомании. Что-то мягкое и теплое ткнулось в рот.
-Мама...- причмокнул Билли, свертываясь калачиком на незримых руках. Но запах горелой резины заставил его чихнуть и открыть глаза. Свет ударил в них вместе с хохотом высоковольтного напряжения. Смеялись все - и знакомый венерианин, и грудастые венерианки, даже шампанское на столе чуть ли ни лопалось от хохота, а напольные лампы мигали с легким прихихиком. Билли лежал без штанов, утопая в гигантской резиновой вагине, одной рукой сжимая сразу две выпуклости, симметрично выращенные аппаратом по краям дыры, а другой, заведенной за спину, - свой шлем, со стыдливостью пансионерки прикрывая им седалище. Пришельцы хохотали.
-Сколько людей прошло через эту комнату, в жизни не встречал настолько сексуально озабоченного индивида! Пью за ваше психическое здоровье, вы здоровы как адамантовая дубина! - венерианин нажал что-то у себя между ног, и в месте, где он сидел, гипнокровать образовала конусообразную выпуклость, быстро выросшую до верхнего яруса стола, вознеся туда смехача. Он поднял кубок, поразительно напоминающий влагалище, и опорожнил его в ротовое отверстие, все еще дергающееся, как в нервном тике.
Что чувствовал Билли? Для понимания этого нужно выйти голым на плац или пролить на себя анализ мочи. Всё смешалось. Сжав слезы в кулак, втиснув шлем в пятую точку до крови, Билли громко вздохнул и заорал:
-Это не я! Я больше не буду! Простите, генерал-полковник! Только не говорите отцу, я вытерплю всё, даже порку проводами!
Сопли и слезы хлынули, как из сопла, и смазали лицо в футуристический этюд. Несколько смешиных мошек зазвенело сзади, но венерианин поднял руку, и они затихли
-Успокойтесь, оденьтесь, сядьте. Вам еще повезло - знай вы, что вытворяло ваше тело ближайшие полчаса, вам было бы не до извинений. Но наша диктатура еще не обрела такой силы, чтобы требовать от подсознания ответственности. Поэтому успокойтесь и лучше съешьте что-нибудь. Вот заливное, например, очень вкусно. - сказал венерианин, придвигая тарелку к Билли, горестно хлюпающему в стол.
-Заебное? - промычал страдалец
-Нда, тяжелый случай. Но вы ешьте, ешьте, когда еще выдастся шанс качественно поесть. Пробовал ваши сникерсы, на Венере из подобного делают клей.
Билли мрачно ковырял ложкой зеленоватое желе. Попытка отправить что-то в рот не увенчалась успехов - заливное распласталось по подбородку, смешавшись с соплями того же цвета так, что даже создатели одного и второго не сумели бы их различить. Билли чуть не стошнило. Он зажмурился и быстро задышал сквозь зубы, тихо срыгивая, а когда вновь разлепил оплывшие глаза, прямо перед ними лежал носовой платок, заботливо протянутый рукой венерианина. Обычный, чуть грязноватый платок. Самая обычная рука, можно сказать - массовая, с крепкими лопатными пальцами сочного розового цвета. Пальцы поблескивали потом. От ассоциаций с карамелью Билли затошнило вновь. Он поднял голову и резко вытянулся в струнку, ища взглядом влагалищнообразный кубок с третьего яруса. Но кубка не оказалось. И яруса - тоже. Билли удивленно огляделся. Он сидел за столом врачебного кабинета земного образца. Напротив - не менее земной доктор аккуратно перелистывал какие-то бумаги, улыбаясь поверх очков.
-Похоже, действие препарата закончилось. Вы отошли, грубо говоря. Чайку попейте. Смелее, мух из кружки уже выловили.
-Это юмор, что ли, наверное? - подумал Билли. Вернее - попытался подумать: мозги сплывались и расплывались во все стороны, как группа синхронных пловчих, временами выстраиваясь пирамидой, но какой-то жирной. Невольно возникали ассоциации с гамбургером, который Билли почему-то хотелось съесть, но нездоровой пищи поблизости не было, к сожалению, разве что лицо доктора всё больше напоминало полупрозрачный слоеный пирог из эмоций, скрытых одна за другой. Билли отвел взгляд. Шкафы с угрожающими инструментами, санитарные бюллетени по стенам вперемешку с тусклыми обоями в стиле "моча в цветочек"(и одно, и второе намекало на рвотный рефлекс), кушетка, похожая на морг, парочка стульев, гальваническая лампа(намекающая на вздутие), полустеклянная дверь. На листке бумаге, прикрепленном снаружи, просвечивала надпись "голокнО".
- Конспирация - вздохнул доктор, проследив взгляд Билли - Вот в таких условиях и происходят великие открытия. Да и как еще спрячешь этих змеюк? - доктор уставился в Билли шприцом, и тот предпочел бы сейчас иметь глаза на заднице. - Вы обернитесь, ну, хоть посмотрите на братьев по маразуму.
Билли одновременно побледнел и порозовел. Воспоминание о нерегламентированном применении шлема было всё еще свежо. Доктор кивнул ему и улыбнулся какой-то внутричерепной ухмылкой. Медленно, очень медленно Билли повернул голову на 90 градусов параллельно с полуоборотом корпуса. Да, все венерианские элементы интерьера и вообще всё, что наводит на мысли об инопланетном, исчезло. Кроме самих венерианок. В белых халатиках, отлично гармонирующих с блестящей, волглой чешуей, врачебных шапочках и со врачебными ошибками в милых девических глазах, они не то смущенно, не то - скабрезно поглядывали на Билли, тихонко перешептываясь о чем-то и стыдливо поигрывая самыми, что ни есть обыкновенными грудями - только в количестве по три единицы на сестру(равно по три "сестры" на брата). И это было единственное их отличие от пришелиц из поллюционных грез. Они улыбались. Билли перевел взгляд на врача с таким скрипом, что где-то внизу отозвалась батарея отопления. Доктор послюнил уголок рта и блеснул очками.
- Разве я обманывал вас в чем-нибудь? Вот, пожалуйста, - мирные пришельцы среди нас. А я - переводчик. Сами понимаете, с такой пресмыкающейся внешностью в толпе не затеряешься, будь ты хоть сто раз фриком, нужны сочувствующие, понимающие и не менее дружественные индивиды, внешне и по речевому аспекту не отличающиеся от других представителей населения Земли - доктор зевнул - агенты, короче. Одним из которых скоро станете вы.
Билли поперхнулся чаем и недожеванной мыслью, успевшей пахнУть гнильцой на мысли более свежие и своевременные для данной ситуации. Рот разинулся сам собой
-Разве я не провалил тест?
-Что вы, наоборот, вы отлично подходите нам. Даже больше того - впервые вижу настолько удачный человеческий экземпляр - полное соответствие специфике миссии. Вы слышали о стране, в которой нет секса?
(Билли покраснел до ушей. Покраснел до мозгов - вспомнив вареные сраки)
Венериане были крайне удивлены, узнав о такой, и хотят изучить ее как можно лучше, причем, в исторической прогрессии. Для этого и нужны вы, обладатели развитой фантазии и при этом...эмм...девственники.
Венерианки захихикали - либо доктор так часто произносил это слово, что смысл дошел даже до иноплатенетянки, либо одним своим видом Билли настолько хорошо проиллюстрировал сказанное, что слов уже было не надо.
-Ну что вы стесняетесь, это же медицинский термин - доктор уткнулся щекой в ладонь, ласково глядя на парня, ушедшего в себя во всех смыслах - Наоборот, гордится надо, что вы не такой как все. Иначе, чем бы вы отличались от массы вам подобных? Мечты и фантазии есть у всех, но лишь недостижимая мечта обретает силу, способную творить вашу внутреннюю реальность независимо от вас. К ней вы и будете обращаться в трудную минуту, находясь в стране, где секса нет.
(Билли сжался еще крепче)
Думаю, вы отлично ассимилируетесь - ваша тайная мечта о Комсомоле дает некоторую уверенность, так же, как и ваше знаменательное боевое прошлое. Так что, не расстраивайтесь и чаек пейте, пейте, все равно мы вас уже кастрировали.
Что было дальше.........Сознание Билли медленно всплывало из небытия под звуки командирской речи на фоне какого-то бравурного марша с оркестром вперемешку. Лениво распластавшись на кушетке(насколько позволяла смирительная рубашка), Билли слушал, всё больше проникаясь этой удивительной и странной логикой неземного.
- И как я раньше не понимал настолько простых и ясных вещей: вот я, вот секс. Где секс, где я...
- Билли Блейз - грохотал голос - С настоящего момента вас зовут - Борис Иванов. Эта фамилия дается всем нашим агентам в стране, где нет секса, и является чем-то вроде пароля, по которому агенты узнают друг друга. Снаряжение и форму получите в кабинете гинеколога, в стоматологическом кабинете вас ждет языковой гипнообучатель, там же получите карту....
Билли все слушал и слушал, хотя уже относительно пришел в себя. Заметив это, доктор выключил запись.
- Поздравляю, первая часть подготовки завершена - сказал он, тайком потирая руки за спиной - вам осталось получить инструкции, касающиеся быта, манеры поведения в общественных местах и дорог - они там ужасны, правда. Марья Ивановна, проводите агента к Петру Ивановичу для дальнейшего инструктажа. - сказав это в лицо Билли, доктор повернулся к наиболее умно выглядящей венерианке и что-то прошипел с присвистом, варьируя шип в тональностях и свист в интонациях. Предполагаемая Мариванна утердительно кивнула головой и нежно взяла Билли за пятую точку, разворачивая к выходу
-Это у них так принято - поспешно выпалил доктор, вглядываясь в лицо новоиспеченного агента, но ни капли смущения не упало с оного(лица). Билли улыбался. Несколько придурковато, но не без артистизма. Он в ответную дружественно прильнул к заду венерианки и посмотрел на доктора.
- Спасибо, не стоит беспокоиться - я в отличной форме, если только не понимать под ней смирительную рубашку.
-Ох ты, совсем забыл - вскинулся доктор - Ну ничего, Мариванна вас развяжет. Она любит это дело. Правда, Машенька?
Видимо, и эта фраза тоже очень часто имела место быть...
У самой двери Билли вдруг развернулся
-Да, чуть не забыл. Я ведь все еще не знаю вашего имени
-Фридрих Рейд - отозвался доктор
-Как от комаров?
-Почти. Специализируюсь на тараканах - Фридрих слегонца постучал себе по лбу - Я тоже забыл сказать вам нечто куда более важное, чем мое имя. Вы слышали о сублимации? Учитывая ваше нынешнее состояние и то, что секса действительно не будет, вам потребуется выброс энергии в другой области, творчество, например, и вам должно быть известно...обратная связь....сторона....желания....обезьяна....чайник....юла....синхрофазотрон...чердак...гистория....хнгмюммумме...дирижабля
Голос доктора медленно растворялся в некой звукосмысловой субстанции, одновременно странной и понятной до слез. Билли уже не слушал и не думал ни о чем, он просто плыл куда-то по коридорам, из кабинета в кабинет, запустив пятерню в спасательный круг Мариванны и склонив голову на ее подушки безопасности. В голове было светло и свежо, будто мозги постирали с отбеливателем. "Порошок Миф" - внезапно всплыло откуда-то. Билли даже не удивился - его душа развевалась в ритме красных знамен, сердце билось тысячей барабанных палочек в тысячу девственных плев, и звезды плавились в его глазах, горячие и красные, как губы Мариванны, распахнувшей дверь в кабинет гинеколога - станция конец.
- Садитесь в кресло - сказали справа. - Этот телепорт в считанные секунды доставит вас в место назначения
"Мы вместеее!" - снова прозвучало в голове. Но Билли уже не пришлось прилагать усилий, чтоб заглушить назойливого собеседника. Нечто настолько большое и светлое рвалось изнутри его несчастного, обесполенного я, заполняя собой сущность всех бытийных категорий, что Билли тихо заплакал от счастья.
- Проверить крепления! Раствор!
-Спасибо, доктор. Теперь я знаю, в чем мое предназначение - прошептал Билли, закрывая глаза. А из его груди уже рвалась прекрасная, гордая песня, сложившаяся сама собой, словно мир по теории Дарвина. И Билли тихонько ей подпевал:
"Хороша страна моя родная
Много в ней лесов, полей и рек
Я другой такой страны не знаю
Где так вольно дышит человек!"

[nowherr8r]

жжошь! полный мозговскрыв!)

[Ваг]

Гуд, особенно первый порадовал.

[Nada]

Порадовали рассказики) Спасибо, молодец и всё такое вот!