Как я понял, для повода на регу, я могу изложить свое любое творчество. Свой "вещественный" путь я опишу чуть позже...
Пока-же, хочу чтобы вы со мною погрузились в один из моих уголков души. Я очень люблю эту комнату сознанья... В ней всегда есть чувство, что мое одиночество
Необходимо. и Не Обходимо.
Неизменность изменений.
Часть первая. "От Осени до Весны"
------------------------
Открой мне двери, я войду
и принесу с собою осень.
И если ты меня попросишь -
Тебе отдам её я всю."
(С) Дельфин
------------------------
Все меняется.
Дождь сменяет радуга, радугу сменяют опавшие листья, опавшие листья сменяет снег, за которым вновь последует дождь. Но и в то же время всегда что-то остается. Меняются люди, меняются лица, страхи и желания, разговоры, взгляды. Меняются общества, государства, религии.
Но всегда что-то остается. Что-то неизменно. И что-то всегда возвращается. Мы знаем 4 основных времени года. Вечный круг этой голубой планеты, что на триллиарды лет укрыта лучами звезды от вечности космического мрака.
Постоянство есть во всем. Например всегда чувствуешь неизменность пугающей ночной мистики. Эти завораживающие блики лунного сияния сквозь капли черного дождя на бесчувственном стекле. Этот холод далеких звезд, что освещают мои мысли светом прошлых потерь. И этот соленый привкус на губах, что приходит всегда с отражением нового рассвета в усталых, красных глазах.
Это всегда было со мною. Это всегда во мне.
--Осень--
...Я впервые увидел ее, когда она сидела позади меня. На одной из скучных лекций университета, который каждый год пытался утопить меня в своей, режущей печень и убивающий клетки головного мозга, серости и безызменности. Но последнее время я чувствовал... Что-то не так. Что-то вот-вот должно произойти, а может уже произошло или происходит. Быть может виной тому погода, что укрывала эту серость желто-красным покрывалом мертвых листьев и предчувствие, что за следующим поворотом будет то, что привнесет краски в мои, разбитые монотонностью октябрьского дождя, мысли. Это всегда со мной. Это неизменность осени.
Я сразу выделил ее среди сотен виденных мною девушек. Ее улыбка, жесты, разговор. Почти несвязный, беспрерывный. Он заставлял улыбаться меня и вслушиваться в каждое слово, потому, что речи ее не были лишены смысла. Она говорила много, но всегда глубоко. Глаза ее были удивительной красоты. Признаться мне не доводилось встречать такой глубины глаз. Они вызывали двойное чувство бесконечного октябрьского увядания и желания возвышенного и таинственного. Редкое сочетание, как момент, что я встречал во время своих путешествий - солнце в том месте уже зашло, но все еще не темнеет из-за отражения света от снежных шапок величественных гор. Непередаваемая красота. Это пленило, завораживало, вызывая желание прикосновения к неземному и в тоже время ослепляла страхом неизвестности.
Я шутил с нею что-то. Рассказывал ей как бы в шутку о своих пристрастиях к наркотическому одиночеству. Почему-то я сразу доверился ей. Почему-то я сразу почувствовал родную душу. Когда она стояла рядом, я наслаждался легкой дрожью ее красно-рыжих волос под резкими жестами рук. Движением ее легко покусанных, обветренных губ. Мы проболтали всю пару и вскоре - я провожал взглядом ее, уходящую в сырой туман моей начинавшейся осенней тоски, неземную сказку. Она вернула неизменность через уникальность своего образа. Она ушла.
--Зима.--
Желто-красный ковер листьев постепенно покрывался обжигающим инием. Декабрь пытался сохранить первозданность красоты трехмесячной смерти природы. Мое прерывистое дыхание наполняло мистичность атмосферы специфическим туманом, раскаляющим огнем прошлого закопченную ложку моих мыслей.
...Она не выходила из моей головы. Не выходила, когда я читал книги, смотрел фильмы, когда я заливал просроченным кетчупом полу-остывшие макароны. Когда я стирал грязным куском хозяйственного мыла свои любимые джинсы, на которые у меня ушел месяц работы грузчиком. Не выходила, когда я выходил из этой реальности под очередной "инсулиновый" рычаг моего спасения.
Что-то всегда неизменно.
Пролетело полгода и я чудом остался учиться в своем морге вечного познания бездушности чисел. Я учился на математическом факультете. В последний месяц углубился в учебу и немного отошел от бесконечности самоуничтожения и самосожаления. Моя голова на короткое время, но получила свободу от ее оков. Но в скором времени под алмазной крошкой, на удивление теплого февральского забытья, я увидел тот самый желто-красный символ осени. Чувства, что были погружены в анабиоз белой тоски, разом растеклись по моим венам легким ознобом.
Все всегда возвращается
Под хаотичность мерцания снежного покрывала я писал о ней. О ней такой, какой я видел ее. Какой я ее прочувствовал. Неровной рифмою ложился этот сказочный образ случайной спутницы уже, кажется, всей моей жизни.
<...>Она не ждет летних дней,
В глазах осенний туман.
В забвении черных ночей
Свершает самообман.
Она не знает тепла
В желанье встретить любовь.
И на губах навсегда
Холод и свежая кровь.<...>
Ее образ всплыл во мне настолько ярко, что я даже удивился, как при моей жизненной философии самоуничтожения память работает будто современные цифровые проекторы. Что в "двигателе прогресса" выдают ярчайшие и четчайшие картинки. Настолько глубоко я пропитался ее атмосферой, что мистическими волнами окутывала она меня с той же силой что немного жутковатые, но в то-же время манящие, истории Эдгара По, что читал я в своей юности, в тогда еще захватывающем мерцании звездной пыли. Я никогда не верил, что возможно настолько сильное влечение после первого взгляда, после пары часов диалога.
<...>3 месяца прошло с последней встречи
А я еще живу тем светлым днем
Я вспоминаю наши взгляды, твои речи.
... Как жаль, все это стало нежным сном.
4ый месяц уж к концу подходит
В руках держу тот зонт - тогда был дождь
И снегом за окном печаль мою уносит...
В твоей судьбе я был случайный гость.<...>
Под криками февральской метели в зловещем переливе искорящегося хоровода снежинок я думал... Я думал о ней. Я уже не мог думать о другом. Настолько я привязался к ней, увидев ее лишь раз. Привязался настолько, как не привязывался ни к одной из девушек в своей короткой, но на удивление насыщенной и в тоже время одинокой, жизни. Кто она такая? Спрашивал я сам себя, взглядом щупая холод лунного диска, что пытался спрятаться за никотиновой дымкой. Кто же она? Для меня она стала уже не человеком, она стала божеством, идолом, идеалом красоты, сущностью осенней тоски освещавшейся договравшем солнцем заката. Она окутала меня в плет неразгаданной глубины и растворилась в мертвых красках сырости серого водопада октября. Для меня она стала чем-то вроде музы. Чем-то вроде смысла жизни. Она вгрызлась в мой мозг, необыкновенностью образа, заразив своим вирусом все мое существо. Я знал - это навсегда.
Что-то всегда неизменно.
--Весна--
Первые слезы таящей зимы под мартовским ленивым теплом разбивались о мою сухую ладонь. Разбивались на миллиарды мельчайших дождинок, что на микросекунды оставляли в воздухе легкую радугу. Они летели переливаясь под стремящемся в высь солнцем, и каждая слезинка несла в себе весь цветовой спектр, но чернела, отразив лишь на кроткое мгновение мои расширенные зрачки. Кое-где на деревьях можно было узреть очередное рождение будущего осеннего красно-желтого дождя. Природа пробуждалась и ее смерть теперь казалась всего-лишь литоргическим сном, а может и просто легкой болезнью. Все возрождалось.
Все всегда возвращается.
Как странно, но я умирал этой весной. Я был опустошен изнутри настолько, что я не мог нормально ни есть, ни спать. Я совершенно перестал ходить на лекции по вырисовыванию холода цифровой прозы. Мои мысли, желания были скомканы и истлевали от огня понимания, что ее нет. Нет рядом и в тоже время всегда здесь. Внутри меня.
Неизменность.
В моей груди зияла огромная пустошь. Мое сердце было расплавлено и расплескивалось под ударами моих ног вместе с белоснежной зимней пылью, что пыталась скрыться от светила, стекая грязными ручьями меж человеческих стеллажей. Я семенящими шагами приближался к своей полке, мысленно считая этажи: четвертый, пятый, шестой... Дверной замок не сразу поддался на выкорчевывание его внутренностей стальным ключом, но чуть больше усилий и я услышал его жалобный скрип, щелчок и вскоре тишину. Сняв рваные, промокшие кроссовки, я вдохнул полной грудью воздух домашнего уюта. Он был свежим и холодным. Самый настоящий весенний воздух, ведь окна были раскрыты, так что температура дома не многим отличалась от той, что заставляла поднимать воротники усталых прохожих, но в тоже время убивала недавнее зимнее забвение. Здесь было многим тише... "То что нужно" - пронеслось в моей голове. Я медленно побрел с потупленным взором к своему письменному столу. Я ощутил странное чувство... явно не по погоде... Все же здесь было тепло. Тепло от того, что мой дом - моя крепость. Тепло от того, что здесь ненужно одевать маски, чтобы люди не плевались в тебя. Тепло от того, что нет посторонних взглядов. Тепло от того, что мои белые крохи любви лежат в столе в салафановом пакете... И тепло от того, что я наконец-то один на один с ней. Она со мной.
Безызменность моего существования.
Через несколько мгновений огонь ожидания уже накалял очерневшую ложку, в которой мои слезы обреченности играли отражением простудившейся весны. Вскоре изображение было невозможно разобрать, а вода в ложке напоминала джакузи с включенным гидромассажем. Вскипело. Еще несколько мгновений и чуть сероватая, мокрая вата, точно характеризовавшая содержимое моей головы, впитавшая всю мою грусть, наполнила инсулиновый насос необходимым топливом. Игла легко игралась солнечным зайчиком, пока я плавно направлял ее точно в синеватое русло моей жизни. Приятная легкая боль. Через мгновение все измениться путем неизменности моего бытия. Я стал просто смотреть в свое распахнутое окно на то, как правильные восьмиугольники, что люди зовут зонтами, летают повсюду. Эти восьмиугольники куда-то спешат, по пути сталкиваются, садятся в автомобили, прячутся под серыми бетонными навесами домов.Люди боятся стать мокрыми... Люди боятся небесных слез. Дождь всегда растворяет грязь без сожаления. Без сострадания жертвует собой, забирая черноту повседневности. Грязные люди моего грязного города наполянют такие моменты атмосферой суеты и страха. От которой устало все мое нутро. Я поднимаю свой взгляд на безмятежность неба. Тусклый солнечный клубок притаившейся за пылью весеннего небосвода, начинал медленно причинять легкое неудобство зрачкам. Уже все меняется. Раньше я забывал обо всем и просто наслаждался действием моего кроткого счастья, но теперь мысли о ней были сильнее, чем несколько-граммовая стружка кривых зеркал. Даже в момент изменений всегда что-то остается. Я не знал, куда мне спрятать себя, ведь даже неровное отражение этого мира, четко вырисовывало ее образ. Начинало казаться, что спасением может быть лишь металлический холод в глубинах запястья или девяти-граммовый кусок свинца посреди этих мыслей. За окном воскрешение природы, всего живого и в тоже время безжалостное истребление пережитков осенне-зимнего карнавала. Я ощущал себя этим самым пережитком.
В мгновениях изменности кровеносной системы неизменно протекала, с каждым днем все меньшими и меньшими ручейками, безжалостная весна. И все больший вес принимали осевшие мысли о ней в моей умирающей заживо голове.
Солнечный диск поднимался все выше, давая понять, что воскрешение природы скоро смениться ее торжеством. Приближалось лето. Это был мой последний шанс не выпасть навсегда в океан забвения из серой лодки реальности. Я снял себе домик на одной из баз отдыха в надежде, что свежий воздух, теплая вода и стаи кровососов отвлекут меня. А возможно я переосмыслю все в дали от бетонных джунглей, что с каждой минутой все плотнее укрываются выхлопным туманом опозданий.
--Конец первой части.--
