В последнее время многие люди сообщают о чувстве нереальности окружающего мира. Это часто сопровождается рядом ощущений, характерных для БПМ-2 по Грофу, то есть ощущение что мы заперты в этой злокозненной иллюзии некими незримыми, но определённо недобрыми силами. Психиатр скорее всего объяснил бы эти чувства дереализацией, возникающей в силу реакции на стресс, связанный с глобальными процессами, несущими буквально для каждого потенциальную угрозу. Дереализация возникает как своего рода анестезия, призванная защитить человеческий разум от суровой действительности. В рамках своего дискурса, такое объяснение верно, но если взглянуть более широко, оно не может не вызывать вопросов.
Начну с более очевидного и плавающего на поверхности. Допустим, дереализация - это защитная реакция на стресс. Как эта реакция могла закрепиться эволюционно? Каким именно образом дереализация способствует сохранению жизни носителя, какие биологически полезные функции она несёт? Является ли эта реакция естественной?
И, более эзотерические вопросы. Что если с реальностью всё не так просто? Что если дереализация не то, за что мы её принимаем? Что если этот мир не так прост, и в состоянии дереализации нам приоткрывается, хотя бы отчасти, действительное положение вещей?
Начну с биологического смысла дереализации. Мысль о том, что чувство иллюзорности происходящего может быть как-то биологически полезно, контринтуитивна. Это связано с тем, что само понятие пользы является частью представлений о реальности как о «реальной», что бы это ни значило. Поэтому, сложно представить, как выпадение психики из реальности может способствовать выживанию её носителя. Однако, этой реакции не было бы, если бы это было полностью не так. Состояние, в котором мир воспринимается как подобная сновидению пелена иллюзий, может спонтанно возникнуть во время опасных для жизни ситуаций, и даже во время воображения или визуализации таковых. Метафорически, можно сравнить это с состоянием сковывающего ужаса, который охватывает хомячка при виде змеи.
Я уже высказывал предположение, что трансовые состояния, в том числе и мантический транс, эволюционно связаны с танатозом, то есть с явлением мнимой смерти. Данное явление встречается у мелких животных, но у крупных млекопитающих сравнительно редко. Однако следует помнить, что ветка приматов, к которой принадлежит человек, является сравнительно молодой, и по эволюционным меркам сравнительно недавно (порядка 50 млн лет назад) приматы были не крупнее белки. Под влиянием реальной или мнимой опасности, психика откатывается к предыдущим эволюционным стадиям, и можно предположить, что способность к трансовым состояниям - это реликт, доставшийся нам от лемуров. Однако, не стоит считать трансы ненужным атавизмом. Вполне возможно, что у крупных приматов эти же механизмы приобрели иное биовыживательное значение.
Как я уже говорил, мантический транс, то есть способность к прорицанию, эволюционно происходит от танатоза. Прочие трансовые состояние, вероятно, плотно связаны с ним в один эволюционный пучок. Поэтому трансовых дел мастера, шаманы всех времён и народов, имели дело с персонифицированными структурами коллективного бессознательного, с духами и богами. Образы подобных «трансцедентных личностей» выполняют функцию ключа - то есть, мистическое благоговение перед персонифицированным духом подобно сковывающему трансу танатоза, охватывающему мелкое млекопитающее при виде хищника. Поэтому первобытные культы, вроде тотемизма, имели связь с богами, похожими на хищных животных. Этим объясняется и хищный характер богов более поздних культов. «Боги смеются нечасто, и смех их не весел для смертных».
На каком-то этапе боги приобретают антропоморфные черты, а затем образы богов размываются, и антропоморфность сохраняется в области психики. Солнце как икона Самости - пример такого рода ключа. Однако, дальше происходит нечто интересное. Бог становится Словом.
Я уже писал о пауках, живущих в текстах. О тайных дирижёрах соборных душ, в чьих лапках, или щупальцах, находятся судьбы человеческие. Рассуждать об этих «существах» непросто, поскольку слово для них является материалом, из которого они плетут свою ловчую сеть. Паук может ходить по собственной паутине и не увязнуть - а если же мы попытаемся словить Паука в силки из Слова, мы рискуем сами оказаться его добычей. Чтобы ходить по паутине слов, нам самим придётся стать пауками, иначе мы будем съедены. Поэтому, попросим у Матери-Паучихи благословения на трансформацию; будем избегать ужаса равно как и вожделения - и тогда мы получим шанс на перерождение в паука. Впрочем, это перерождение не гарантирует нас от съедения пауком более крупным.
Трансформация в паука - это метафора или не метафора? Тут мы подходим к эзотерической стороне вопроса. Так ли прост этот мир? Не приоткрывает ли дереализация двери к реальности? На этот вопрос не существует ответа, который не был бы парадоксальным либо неполным. Чтобы пойти дальше, придётся принять, что мы живём в парадоксальном мире, где не всё может быть объяснено.
Объекты мира дневного воспринимаются нами как более плотные, чем материя сна. Я не буду оспаривать реальность мира, и говорить о том, что вся его ткань иллюзорна. Но разве мы не помним, как часто во сне мы принимаем нелепицу и абсурд за чистую монету? Я говорю об иллюзорности мира дневного сознания не в том смысле, что его материя «не существует». Она, конечно же, существует, вот только мы имеем дело не с материей в самой себе, а с представлениями об этой материи. Эти представления сплетены из образов и ощущений, поступающих непосредственно с рецепторов, а так же, из вербальных и невербальных концепций, которые производятся как бы внутри ума. При этом, именно концептуальное мышление, именно слова, являются нитями, сшивающими лоскутное одеяло реальности в единое целое.
Считается, что формированием этого ковра человек занимается сам. Однако, в действительности, мы навряд ли отдаём себе отчёт в том, из чего, а главное, кем, сделаны наши мысли. Когда я говорю о ноосферных пауках, плетущих тенёта культуры, я говорю о силах, соединяющих разрозненные фрагменты образов и перцепций в единый пучок. Свою паутину они плетут «из себя», но при этом они не являются паутиной. Рассказывать о них словами - крайне затруднительно, поскольку предназначение слов иное. Слова - клей, скрепляющий элементы согласованной реальности, и ловчая сеть «незримых дирижёров». Соответственно, мышление, построенное из слов, способно уловить лишь тени пауков, связавших тенёта мира, но не их самих. Каждое слово обладает значением и смыслом, причём в рамках линейной логики, одно единственное значение слова исключает все остальные значения. То есть, когда я говорю «паук», в воображении собеседника возникает образ паука, и не возникают все остальные образы. Так же, если я скажу «Алеф», в воображении возникнет образ именно этой буквы, а не образы неисчислимых множеств вещей, которые в этой букве содержатся.
Для пауков же значения слов являются инструментом воздействия на реальность, которая предназначена для нас, а не для них. Сами пауки живут в реальности бесконечно подвижного, флюидного смысла, в котором всё течёт и не застывает окончательно в виде понятных для нас дискурсов. Тольтеки называли эту реальность словом «нагваль». Психонавты и йоги могут наблюдать эту реальность, находясь в изменённых состояниях сознания. Именно там, в нагвале, возможна встреча с пауками. Здесь же, попытка описать их истинную сущность может носить лишь характер толчка, отправляющего точку сборки в полёт - что тольтеки называли ударом нагваля. «Нагвалем» у них называлось не только состояние вне концептуального мышления, но ещё и особый психический тип человека, способный инициировать своими действиями движение точки сборки у другого - тольтеки считали, что это становится возможно благодаря особенностям тонкой морфологии нагваля.
Использование одного слова для обозначения двух разных понятий говорит не о бедности их языка, но является очередной тактической уловкой. Это тоже своего рода «метафора», как и разговор о пауках, а так же и об иллюзорности мира. Если одно слово может обладать двумя несхожими значениями - не может ли быть так, что одно слово может означать тысячу разных вещей? Допустив такое допущение, мы на шаг приблиземся к миру нагваля, где незримые пауки плетут для нас паутину майи.
Слово Майя санскритского происхождения, и означает оно Иллюзию. Совершенно случайно, в арабском языке тоже есть слово «майя», и оно означает «Вода». Если вы близки к магическому мышлению, вы усмотрите в этом связь. Связь действительно есть, но она нелинейна. Паутина связей натянута не в физическом пространстве, а в пространстве смыслов. Эта взаимосвязь носит не причинно-следственный, а синхронистический характер. То есть, паутина смыслов обладает квантоподобными свойствами. Где находятся плетущие реальность пауки? Снаружи или внутри головы? Везде сразу...
Для того, чтобы наблюдать их мир, следует сделать шаг в сторону безумия. С этим хорошо справляется всякого рода спекулятивный реализм. На самом деле, с этим неплохо справился Шопенгауэр, с его концепцией Мировой Воли. Вдумчивое сосредоточение на этой концепции способна ввергнуть психику в ужас, достаточный для выхода за пределы всех контекстов. Мировая Воля пронизывает весь мир своими щупальцами, и все мыслимые существа, вращающиеся в уроборическом цикле самопоглощения - лишь игрушки Мировой Воли. Что касается «пауков» - это, если можно так выразиться, нервные клетки Мировой Воли. Бессмысленно задаваться вопросом «внутри или снаружи мы находимся?». Эта разветвлённая сеть прорастает в саму себя, меняя внутренность и внешность местами. Эти безумные топологические ужасы - тоже лишь метафора, указывающая в сторону прохода. «Кто сделает внутреннюю сторону как внешнюю... и т.д. ... войдёт в Царство Божие... и т.д.», как было сказано в Евангелии от Филиппа.
Часть из нас станет арахнофобами, часть - арахнофилами, а часть - пауками. Арахнофилия приятнее арахнофобии, но в целом - столь же бесполезна. Мы можем, конечно, пытаться картографировать паутину, но какой в этом смысл, если её узоры меняются в нелинейном времени? Мы можем, конечно, пытаться классифицировать по косвенным признакам пауков - но что это даст нам, если мы их не видим? Не важно, ужас или вожделение вы испытаете, когда вы увидите тень Паука, мелькнувшую в переплетении метафор и смыслов. Пусть эти чувства станут толчком для пересечения границы восприятия - но за ней не останется ни ужаса, ни вожделения.
Пауки, невидимые дирижёры мыслей, остаются неуловимыми для силков слова. В лучшем случае, ум человека в состоянии заметить лишь промелькнувшую где-то тень паука. Где паук появится в следующий миг, и что он будет делать? Пытаясь предсказать это, легко впасть в замешательство. Это этап, который надлежит пройти. И в этой точке, где совершенно не на что опереться, следует шагнуть ещё дальше.
Когда яд смыслообразующих пауков уже подбирается к твоим синапсам, появляется возможность совершить парадоксальный скачок. Время как бы застывает, одновременно с этим разветвляясь на множество путей. Спонтанные колебания смысловых нитей вдруг обретают смысл. Этот шаг невозможно сделать, оставаясь человеком. Но можно к нему подготовиться, и для этого следует сформулировать представление о том, что есть человек. Нужно создать как можно более правдоподобную модель себя, а после - отбросить, как насекомое снимает свой старый хитиновый костюм при линьке. Ты всё ещё носишь этот странный костюм человека?
Методы, направленные на достижение такого результата, можно назвать «магией». Магия это несомненно не фокусы, не цирковые трюки по превращению змеи в посох и обратно. Но магия это и не примитивная психология. Через призму магического мышления, «дереализация» может быть воспринята не как болезненный симптом, а как метод - не как бага, а как фича. Так очередной симптом пополняет коллекцию магических инструментов.